Александр шубин

Анархистскии сoциальнии oпьит 

(oт Maхнo дo испании 1917 - 1936 гг.)

Часть II

Глава VI: Дискуссия по платформе (1926-1931 гг.)

2. Массы, лидеры, классы и культура

“Платформа” так формулировала представление авторов о классовом противоречии общества: "Удел пролетариата из покон веков - нести бремя тяжелого физического труда, плоды которого, однако, поступают не ему, а другому, привилегированному классу, владеющему собственностью, властью и произведениями духовной культуры (наукой, образованием, искусством) - буржуазии." Таким образом, в состав пролетариата включаются работники физического труда, а в состав враждебной им буржуазии - владельцы духовных богатств, то есть, в том числе, и интеллигенция. Третьего не дано (91).

В другом месте "Платформы", противореча высказанным ранее положениям, авторы признают за интеллигенцией статус эксплуатируемого класса, но тут же оговариваются, что она получает экономические привилегии от буржуазии и потому как таковая не может быть силой социального переворота (92).

Революция, таким образом, предполагалась прежде всего как движение классов физического труда против элиты, в том числе и интеллектуальной. Дабы принизить роль интеллектуальной элиты, "Платформа" выводит идею анархизма не из труда теоретиков, а из классовой борьбы как таковой: "Классовая борьба, создаваемая неволей и вековыми стремлениями трудящихся к свободе, породила среди угнетенных идею анархизма - идею полного отрицания классовой и государственной системы общежития и замены последней свободным безгосударственным обществом самоуправляющихся тружеников.

Не из абстрактных размышлений ученого и философа вырос, таким образом, анархизм, а из той борьбы, которую трудящиеся вели непосредственно с капиталом... Выдающиеся мыслители анархизма - Бакунин, Кропоткин и др. - не создавали идею анархизма, а, находя ее в массах, силою своей мысли, своих знаний лишь помогали ее выявлению и ее распространению. Анархизм - не продукт индивидуальных творений и не предмет индивидуальных упражнений" (93).

С авторами "Платформы" нельзя не согласиться в том, что классовая борьба сыграла свою роль в возникновении анархизма, как и всех других социально-политических учений. Но противопоставление классовой борьбы, стихийного сознания масс работе теоретиков в создании теории выглядит уж слишком натянуто. П.Аршинову нужно "непорочное зачатие" анархизма, в котором дворяне М.Бакунин и П.Кропоткин только принимают роды, но не более.

Отвечая на этот пассаж "Платформы" анархо-свободник М.Сук писал: "Если все учения, изобретения и открытия приписывать массам, то тогда отдельным мыслителям, философам и ученым придется сидеть сложа руки." Тем более, что среди рабочих большинство - не анархисты, а среди анархистов - множество выходцев не из классов физического труда. "Почему непременно надо анархизм ограничивать рамками классовости, является непонятным," (94) - заключает М.Сук.

Но именно в этой классовости и лежит корень разногласий. П.Аршинов стремится к "плебейской" революции, в которая более всего соответствует его простым и ясным идеалам равенства и фабричной организованности. В этой революции первоначально активное участие способна принять лишь наименее обеспеченная часть интеллигенции, потому что остальная ее часть получает экономические привилегии от буржуазии (95). Эта революция и следующее сразу за ней общественное устройство не терпит рассуждений, интеллигентской разболтанности и лукавых мудрствований, промежуточных социальных категорий, за которыми прячется контрреволюция. Такое движение соответствует и темпераменту, и интеллектуальным запросам П.Аршинова.

В свое время военная обстановка способствовала самореализации П.Аршинова и Н.Махно, дала им возможность играть первые роли. Дискуссионная обстановка эмиграции, напротив, утомляла авторов "Платформы". В дискуссиях "платформистам" не хватало знаний и способностей, хотя организационный талант позволил наладить издание журнала. Полководцам нужны были полки - организованные по заводам рабочие, повстанческие отряды крестьян. Интеллигенция (кроме, разве что "беднейшей", к которой "платформисты" могли относить и себя) с ее сомнениями не вписывалась в эту стройную картину, не позволяла П.Аршинову и его сторонникам "идейно руководить событиями" (96).

Но именно интеллигенция составляла теоретический костяк анархического движения. Жесткие схемы "Платформы" были обречены на отторжение средой анархистов-теоретиков.

Вот что писал о классовых построениях "Платформы" один из ведущих теоретиков итальянского анархизма Л.Фабри: особенно "ошибочной частью "Платформы" мне кажется та, которая делает из "борьбы классов" почти что главную характеристику анархизма, сведя до минимума его значение человеческое и его человеческие цели". Экспроприация, по мнению Л.Фабри, должна осуществляться в интересах всех людей. "В этом смысле можно утверждать, что анархисты против "борьбы классов"." "Исторически, - продолжал Л.Фабри, - мне кажется неправильным говорить об анархизме как о "классовом идеале": рабочий класс больше других заинтересован, чтобы идея свободы в виде анархии восторжествовала; и поэтому мы, анархисты, обращаемся в особенности к нашим братьям рабочим... Но это не означает ни что цель у анархистов специально рабочая, ни что победа рабочего класса должна обязательно привести к анархии.

Нужно хорошо понять, что... среди пролетариата имеются те же самые болезненные тенденции ... к авторитаризму и рабствованию, как и в буржуазных классах... Анархизм, следовательно, есть идея человеческая и есть идея всех тех без исключения, кто хочет разрушить всякую форму насильственного принудительного авторитета" (97).

Рабочие-анархисты также в массе своей не могли принять "платформизма" по двум причинам. Во-первых, приверженность анархизму в условиях идеологической травли его уже предполагала определенный уровень образованности и приверженности идеалам свободы. Встать в строй армии, не согласовав с командирами хотя бы стратегию действий, такие люди не могли. Во-вторых, радикальный анархо-коммунизм, апокалипсичность "платформизма" противостояли кропотливой работе, которую вели анархо-синдикалисты в рабочем движении. Такая работа тоже не соответствовала темпераменту "платформистов". Но на ней держалась связь анархизма с рабочим движением.

В рядах "платформистов" тоже не было полного единодушия в оценке движущих сил революции, что стало одним из факторов поражения этого течения. Единые в стремлении к усилению "организованности" анархического движения, в оценке стратегических задач и тактики революции, "военные" анархисты П.Аршинов и Н.Махно по-разному смотрели на рабочий класс. Если социальные черты пролетариата вполне соответствовали идеалам П.Аршинова, то Н.Махно относился к рабочим с недоверием. Это отразилось и в воспоминаниях "батько", первый том которых вышел в 1929 г.: "в нашем Гуляйпольском районе главную роль в революции играли крестьяне, рабочие же в своей массе в этот момент почти все время занимали выжидательную позицию в деле революции" (98).

Комментируя такие акценты в воспоминаниях Н.Махно, В.Волин писал в 1936 г.: "У него нет нет, да и сквозит рядом с фанатической верой в крестьянство (притом именно в украинское крестьянство) настороженное, недоверчивое, подозрительное отношение ко всему не крестьянскому (и не украинскому)" (99).

Впоследствии эта разница акцентов и социальных ощущений станет одной из важнейших трещин в отношениях между П.Аршиновым и Н.Махно. Крестьянские представления Н.Махно определяли его враждебность к идеям "диктатуры пролетариата" и, следовательно, большевизму как таковому. Опыт гражданской войны определил психологическую грань, через которую Н.Махно не мог перейти - подчинение городской диктатуре. Поэтому и его подпись под "Платформой", проникнутой духом пролетарских приоритетов, была возможна лишь благодаря личной дружбе с П.Аршиновым и зафиксированному в документе осторожному отношению к крестьянству. Проект, к тому же, включает крестьянство в понятие "пролетариата в широком смысле слова" (100).

Стремление "платформистов" "идейно руководить" революционными массами стало центральным пунктом нападения на "Платформу" со стороны мировой анархистской общественности в 1927-1931 гг. Это стремление рассматривалось как предпосылка формирования новой системы власти.

Критики "Платформы", и прежде всего В.Волин, отстаивали принцип самостоятельности масс в условиях социального переворота: "анархисты должны быть везде и всюду сотрудниками и помощниками масс в революции. Но - ни шагу далее. Малейшая мысль о руководстве, малейшая претензия на превосходство, на особое призвание руководить массами и событиями - малейший шаг в сторону руководящего положения - ведут неизбежно к мысли о необходимости для масс признавать это руководство, подчиняться ему (иначе какой был бы в нем смысл?) и, далее, к отделению себя от масс, к диктаторству, к привилегиям и т.д." (101).

Массы должны быть не только "движущей", но и руководящей силой революции: "По самому смыслу анархизма, революция может стать подлинной социальной революцией лишь при том условии, что массы будут свободно творить в ней и что она не будет управляться теми или иными идейно-политическими группировками. Или же мы должны отрицать способность масс к свободному творчеству и созиданию" (102). Анархисты-теоретики могут быть только советниками "свободно творящих масс". Именно так воспринимал В.Волин и свою роль в махновском движении.

Разъясняя вопрос об "идейном руководстве" массами, "платформисты" писали: "Идейное руководство в массах означает наличие в них определенной руководящей идеи... Мы, анархисты, всегда желали и будем желать, чтобы этой идеей среди трудящихся была анархическая идея... Но для того, чтобы наша анархическая идея была руководящей в массах, анархистам необходимо там вести организованную идейную работу, а это достижимо при наличии общей анархической организации, члены которой систематически и согласованно пропагандируют в массах одну и ту же идею" (103).

Наиболее последовательную оппозицию "руководящим" планам "платформистов" составили анархо-свободники журнала "Пробуждение", отрицавшие, как мы видели, всякое руководство. Характерно, что в основе этой позиции лежала принципиальная ориентация на вовлечение интеллигенции в анархистское движение, на его интеллектуализацию. "Свободники" ставили перед собой задачу объединения антиавторитарных интеллектуальных сил (104), сближения работников умственного и физического труда. По мнению Н.Рубакина это "с одной стороны, наиболее интеллигентные люди из рабочей среды, с другой - интеллигенты, сумевшие возвыситься над интересами своего общественного класса, сословия, касты..., люди, широко и беспристрастно мыслящие..." (105).

Н.Рубакин не отрицает принадлежности большей части интеллигенции к тем или иным, преимущественно эксплуататорским классам. Но, по его мнению, "рядом с интеллигенцией классовой всегда была интеллигенция надклассовая - истинная совесть человечества, своего рода третейский судья интеллигенции классовой" (106). Таким образом Н.Рубакин решает проблему участия интеллигенции в движении, которое противостоит интересам эксплуататорских классов.

А такое участие жизненно необходимо, ибо, по мнению Н.Рубакина, друг без друга интеллигенция и трудящиеся массы не могут переустроить мир на началах анархии. Несмотря на их общие социальные интересы (и те, и другие эксплуатируются), надклассовая интеллигенция и трудящиеся массы противостоят друг другу, стравливаются силами власти. Этому способствует не только "подкуп" интеллигенции, но и темнота масс (107).

Выход Н.Рубакин видит в следующем: "Надо организовывать сознательное, постоянное и прочное общение наиболее интеллигентных работников умственного и физического труда" (108). Только просвещенные трудящиеся могут приблизиться к идеалам анархии. В этом позиция "свободников" была близка и позиции анархо-синдикалистов (109). Но "свободники" при этом считали, что просвещение невозможно без интеллигенции.

Ориентация прежде всего на культурные, а не классовые предпосылки революции позволила "свободникам" противопоставить "платформистам" развернутую концепцию эволюционного пути к анархии, в которой социальная революция играет вспомогательную, и при том не только положительную роль. Основатели журнала "Пробуждение" писали в своей декларации: "Мы не верим в то, что можно повелевать стихиями и вызывать их громы и молнии по нашему капризу. Еще больше сомневаемся в творческой способности стихийных сил, неизбежно оставляющих следы самого страшного разрушения и беспорядка...

Общество в целом, незнакомое с идеалами более совершенного общественного устройства, а, следовательно, чуждое им, при всяких переворотах и революциях, останется тем, что оно есть, то есть психологически готовым подчиниться той или иной форме политической тирании" (110). Оставаясь на позициях анархизма, "свободники" отрицают одну из основ традиционного учения - социальную революцию. Они смеются над апокалипсическими иллюзиями апологетов социальной революции: "Социальная революция многих прельщает своей молниеносностью. Сторонникам социальной катастрофы она представляется своеобразным страшным судом, напоминающим христианские ожидания второго пришествия Христова..." (111).

Социальной революции "свободники" противопоставляют культурную эволюцию: "Общество в целом тогда только прогрессирует и поднимается на высшую ступень, когда в нем накопляется достаточно энергии, опыта и сил, чтобы сделать шаг вперед от данной формы общежития к высшей, более совершенной. Социальная же революция в лучшем случае является одной из крайних форм стихийного протеста, который в известных случаях может быть и неизбежен, но в то же время не может быть, как правило, признан созидательным процессом. В силу своей стихийности, а, следовательно, случайности, социальная революция может таить в себе в одно и то же время розы свободы и шипы деспотизма и реакции" (112). Это лишний раз подтверждает опыт Российской революции: "русская революция, ввергшая страну в какую-то дикую татарщину, являет собой разительный пример того, каковы могут быть последствия социального бунта, стихийно разразившегося в стране культурно отсталой, политически незрелой и поэтому подпавшей под власть политических фразеров и демагогов" (113).

А фразеры и демагоги могут прикрываться любыми лозунгами, в том числе и анархистскими. Только их призывы, очень радикальные на вид, не ведут к анархии, формируя в хаосе революции новую власть. Авторов "Пробуждения" беспокоит возможность повторения трагедии Российской революции в новых условиях. Потому они уже в своей декларации выступают против "кустарного законодательства" "платформистов" (114).

Между тем в 1927-1931 гг. эволюция взглядов "платформистов" по вопросу о социальном характере революции шла в разных, иногда взаимоисключающих, направлениях. Н.Махно все более проникается мыслью о необходимости активного участия интеллигенции в социальной революции и последующем анархическом строительстве: "Грандиозное дело построения свободного общества трудящихся требует напряжения социальных и умственных сил всех слоев городского и деревенского пролетариата, как тружеников фабрики, так и тружеников земли, тружеников, работающих под землей, тружеников транспорта, не исключая персонала, особенно квалифицированного умственного труда." Такая позиция готовила Н.Махно к последующему переходу к сотрудничеству с журналом "Пробуждение", которое "батько" стал осуществлять после разрыва с П.Аршиновым, еще в период резкой конфронтации "Пробуждения" и "Дела труда" (115). П.Аршинов, тем временем, продолжал укрепляться во мнении, что именно интеллигенция несет ответственность за поражение революции в России, что именно она "спихнула пролетариат с октябрьских высот". Осуждая репрессии большевиков против трудящихся, П.Аршинов предполагает возможными репрессии против интеллигенции, если на то будет воля "тружеников" (116).

Взгляд на интеллигенцию как на эксплуататорский класс был дополнительно обоснован И.Хархардиным в 1931 г. Рассматривая черты интеллигенции как класса, он обращает внимание на то, что первоначально интеллигенция обладает знаниями, но лишена средств производства. Но постепенно интеллигенция начинает теснить буржуазию, завоевывая контроль над средствами производства. Это порождает обострение их противоборства: "В области общественной жизни организующая роль интеллигенции противостоит организующему значению буржуазии, ограничивает влияние буржуазии до определенных рамок, и именно в этой области происходит наиболее обостренная борьба между буржуазией и интеллигенцией" (117).

Замена монополистического капитализма государственным "социализмом" означает победу интеллигенции, овладение средствами производства и установление ее контроля над обществом. Интеллигенция окончательно превращается в эксплуататорский класс. "Понятно поэтому, что идеологией интеллигенции как класса в целом является социализм" (118). И.Хархардин считает, что эксплуатация со стороны интеллигенции мягче, и поэтому государственный "социализм" прогрессивней капитализма, его следует защищать от нападения извне, от реставрации капиталистической эксплуатации.

Последнее положение, основанное прежде всего на увлечении опытом "строительства социализма" в СССР, было наиболее уязвимым во всей этой теории и в конечном итоге могло обернуться в свою противоположность. По мере предания гласности преступлений государственного "социализма" ответственность за них могла лечь на интеллигенцию. Разоблачение режима, установившегося в СССР, шло и через анархистские каналы. Книга Г.Максимова "Гильотина за работой" (119) предвосхитила более поздние труды Р.Конквеста, А.Солженицына, А.Авторханова и других авторов о машине репрессий в большевистской России и СССР. Но успехи этой разоблачительной агитации были не очень велики. Не следует забывать, что до середины 50-х гг. значительная часть западной интеллигенции продолжала поддерживать существовавший в СССР режим, словно подтверждая идею И.Хархардина о классовой идеологии интеллигенции.

Так или иначе, но теория И.Хархардина была основана не на психологической неприязни, а на трезвом анализе. Победу интеллигенции в СССР он считал явлением прогрессивным. Антиинтеллектуализм правящей бюрократии СССР тогда еще не был широко известен, а генетическая связь бюрократии и интеллигенции (по крайней мере по профессии, а не по уровню интеллекта) создавала возможность для отождествления этих двух разных социальных слоев. Забвение теории М.Бакунина о самостоятельной социальной сущности бюрократии (120) и поиск правящего класса в СССР породили соблазн выдвинуть на эту роль интеллигенцию.

Но для П.Аршинова диктатура интеллигенции не была более прогрессивным явлением, чем диктатура буржуазии. Интеллигенция "перехватила" революцию у рабочих и крестьян. Но часть революционных завоеваний рабочий класс сохранил, и сейчас интеллигенция пытается отобрать и их, строя заговоры и вступая с соглашение с мировой буржуазией. Такие выводы делает П.Аршинов из "шахтинского дела" (121).

Рабочий класс не имеет организационной основы для сопротивления пробуржуазному курсу нэпа, сговору интеллигенции и буржуазии. Поражение левой оппозиции в ВКП(б) "платформист" Я.Линский считает обстоятельством, которое показывает необходимость незамедлительного образования Анархо-коммунистической партии. Эта партия может возглавить оппозиционно настроенную рабочую и низовую коммунистическую массу (122).

Но для этого надо находиться в СССР, тем более, что за границей России "платформистские" идеи не встретили широкого сочувствия. Эти обстоятельства способствовали постепенному вызреванию решения П.Аршинова о возвращении в СССР.

3. Партизаны, стачечники и просветители

91. “Дело труда”. N 13-14. С. 11.
92. Там же. С. 15.
93. Там же. С. 12.
94. “Пробуждение”. N 8. С. 69.
95. “Дело труда”. N 13-14. С. 15.
96. Там же. С. 17.
97. “Пробуждение”. N 14. С. 40-41.
98. Махно Н. Русская революция на Украине. С. 110-111.
99. Махно Н. Под ударами контрреволюции. С. 159.
100. “Дело труда”. N 13-14. С. 11.
101. Ответ... С. 16.
102. Там же.
103. “Дело труда”. N 28. С. 8.
104. “Пробуждение”. N 1. С. 3.
105. Там же. N 6. С. 11.
106. Там же. С. 11-12.
107. Там же. С. 12-13.
108. Там же. С. 14.
109. “Голос труженика”. N 1. С. 22.
110. “Пробуждение”. N 1. С. 2.
111. Там же.
112. Там же. С. 2-3.
113. Там же. С. 3.
114. Там же. С. 4.
115. “Дело труда”. N 33-34. С. 8.
116. Там же. N 60-61. С. 12.
117. Там же. N 62-63. С. 19.
118. Там же. С. 20.
119. Maximov G. The Guillotine at Work: Twenty years of Terror in Russia.
120. См. Бакунин М.А. Государственность и анархия. Соч. Т. 1.
121. “Дело труда”. N 35. С. 3.
122. Там же. N 32. С. 4.

Return to The Nestor Makhno Archive